Пресс-служба артиста
Данеля Садыкова (она же Dequine) — молодая певица из Казахстана, за которой нужно следить прямо сейчас. В этом году она выпустила дебютную пластинку «Labum» — одну из лучших на русском языке. На ней соседствуют мелодичный поп, ар-н-би и фольклорные мотивы, песни про любовь и политическая «Фемида». «Газета.Ru» поговорила с Dequine о ее планах на новый альбом, проекте «Академия звука», в котором она участвовала в составе жюри, переезде в Москву и панических атаках. А также о том, почему она не пишет музыку на казахском языке и не боится говорить о проблемах у себя на родине.
— «Labum» вышел чуть больше четырех месяцев назад. Расскажи, что изменилось в твоей жизни?
— C момента выхода альбома я провела большую работу над собой. Если в начале года я приехала в Москву и мне было очень некомфортно и апатично, город казался мне таким огромным, а я в своих глазах была настолько невидима и невзрачна, то сейчас я медленно прихожу к пониманию и осознанию себя в рамках мегаполиса. Произошло много личных изменений. Стало больше людей, предложений, но это не самое главное.
— А что главное?
— Вот я сидела в Алматы и делала музыку, не оглядываясь на то, кому она будет нужна и будет ли вообще. Не думала о том, послушают ли ее где-то, кроме Казахстана. Я писала музыку для себя. Взять хотя бы песню «На Западе». Мне сложно представить ее в каком-нибудь клубе или хит-параде, но очень приятно, что сейчас даже аутентичная музыка находит своего слушателя.
— Говоря о Москве, ты упомянула, что первое время чувствовала себя здесь «невидимой» и «невзрачной». Тебе здесь по-прежнему одиноко?
— Я питаюсь любовью. Люди, которые меня окружают, очень сильно скрасили мою жизнь. Видимо, не совсем уже и важно, где я нахожусь.
— С переездом в Москву изменилась ли как-то творческая кухня? Сколько сейчас человек работает над Dequine?
— Творческий состав не изменился, все по-прежнему крепится на мне. Но Dequine была бы совершенно иной, не будь вокруг меня столько невероятных людей, готовых творить и работать. Я пишу мелодику и слова, продумываю концепт и потом ищу напарников по аудио и по духу. Для меня очень важен обмен энергией. Когда человек понимает творчество так же как и ты, может привнести что-то новое или сказать: «слушай, давай здесь по-другому попробуем». Это очень крутое ощущение.
— Ты сейчас работаешь над новым альбомом?
— Да, но я стараюсь об этом много не говорить. Однажды я сказала об этом, а потом в течение года, когда мне нужно было доработать «Labum», мне каждый день писали: «Когда альбом? Когда альбом?» Очень сильно злились на меня мои слушатели (смеется). Тогда я подумала: «Боже. Зачем я вообще об этом сказала?»
— Давай придумаем, как можно выйти из этой ситуации.
— Ну, раз мы уже оказались в ней (смеется)… Не знаю, я просто хочу делать музыку. Пока что не совсем понятно, какой она будет, но будет моей.
— Каково это — писать музыку во время пандемии?
— Это хороший вопрос, но мне легко на него ответить. Есть артисты, которые сочиняют музыку, когда вокруг них происходит полное сумасшествие, по улицам бегают крысы и тому подобное — короче говоря, полный андеграунд и хаос. Я пишу музыку в спокойствии, наедине с собой. Я редко пишу песни прямо в студии. В этом плане карантин мне очень помог. Я смогла выйти из информационного шума, сфокусироваться и снова прийти к тому, с чего начинала, а именно с творчества. Изоляция оказалась идеальной средой для меня.
Пресс-служба артиста
— Давай вернемся в июнь 2019 года. У тебя выходит песня «Фемида», записанная после двухмесячных митингов в Казахстане. Помнишь, какой была реакция на нее на родине?
— Это единственная песня, с выходом которой я не помню ни одного плохого комментария. В этот момент моя страна переживала очень болезненный период. Боль, волнение и страх нас объединили. Тогда проходили президентские выборы, по итогам которых выиграл [Касым-Жомарт] Токаев. По сути, [Нурсултан] Назарбаев поставил вместо себя своего же человека. Тогда было трудно нам всем. «Фемида» попала как раз в точку, в самое сердце.
— Было страшно?
— Меня отговаривали выкладывать трек, но тогда у меня не было никаких сомнений. Будь, что будет. Я думаю, неправильно иметь позицию насчет вещи, от которой «болит» у всех в моей стране, и молчать только потому, что ты боишься за свою шкуру.
— А те, в отношении кого была песня, как-то отреагировали? (в треке «Фемида» есть строчка «Сохрани моего президента ближе к облакам» — «Газета.Ru»).
— Нет, к счастью, нет. Но в странах СНГ, как говорится, от сумы и тюрьмы не зарекайся.
— Почему, на твой взгляд, другие музыканты из Казахстана никак не отреагировали на тему протестов? Боялись?
— Я бы не стала осуждать музыкантов за их молчание. Я могу понять, если кто-то боится или просто не хочет говорить. Артисты, я бы сказала, они в этом вопросе [политическом] немного увлекающиеся, поэтому могут ошибаться. Не разобравшись — вспылить. Но если мнение окажется ошибочным, то линчуют их похлеще, чем самих политиков.
— Кстати, как тебе последний альбом Хаски? Там есть политический трек с явной оппозиционной окраской.
— Я преклоняюсь перед Димой [Кузнецовым — настоящее имя Хаски]. Трек очень крутой! Я не могу объективно судить, поскольку всегда с трепетом встречаю творчество Хаски. Когда один из величайших поэтов современности в музыке и рэпе затрагивает темы, о которых многие предпочитают молчать, это заставляет меня еще больше его уважать.
— Планируешь записывать песни, вроде «Фемиды»?
— Такие композиции, как «Фемида», мне кажется, невозможно написать специально. Эта песня была рождена в один присест. Раньше у меня была позиция, что творчество и искусство не должны касаться политики. Политика — это грязь. Но я думаю, что если такой творческий поток из меня вышел, то это не случайно. Вместе с тем я бы не стала специально записывать трек на политическую тему или делать альбом о политике. На данный момент я переживаю любовь. Я чувствую себя девочкой-девочкой (смеется).
— Ты могла бы назвать себя патриотом?
— Да, я считаю себя патриотом. Нам с детства твердят, что патриотизм означает говорить только хорошее про свою страну. О, боже! Мы сейчас в такую [опасную] среду залезаем! Мне кажется, что патриотизм — это не что-то громкое с фейерверками, когда человек бьет себя в грудь, желая каждому доказать, что он патриот. Это более деликатное чувство.
— Как бы ты его описала?
— Наверное, преданность. Когда у тебя сердце болит за то, что тебе дорого. А если что-то идет не так, то ты готов эти проблемы обсуждать и решать.
Пресс-служба артиста
— Не думала записать альбом на казахском языке?
— Меня, конечно, могут распотрошить за то, что я сейчас скажу. Лично для меня язык — это способ коммуникации. На данный момент мне проще писать музыку на русском языке. Я думаю на русском, я разговариваю со своей матерью на русском. Мне бы хотелось делать музыку и не думать о том, правильное ли слово я подобрала. Хотя однажды хотелось бы выпустить казахскую песню и отдать дань своей родине, своим корням. Для меня аутентика проявляется не в языке, хотя это важно, а внутри каждого человека как результат влияния культуры, в которой он живет.
— Как ты думаешь, почему в России становятся популярными казахстанские исполнители?
— На мой взгляд, это про мелодику, но сказать так — очень поверхностно. Просто мы приносим свою культуру. Это как минимум что-то новое.
— Для многих Казахстан по-прежнему ассоциируется только со Скриптонитом. Давай развеем этот миф: назови пять крутых артистов из Казахстана.
— Мурат Насыров, Батырхан Шукенов, Асия, Масло черного тмина, Райхана Мухлис. Надеюсь, никого не забыла.
— Почему ты не записываешь коллаборации?
— Все впереди. Я не так много занимаюсь музыкой. Я сейчас очень заинтересована в том, чтобы с кем-то поработать. Я думаю, в скором времени появятся новости.
— Ты одна из членов жюри проекта для начинающих музыкантов «Академия звука». Как ты туда попала?
— «Академия звука» — это новый проект, в котором мне предложили поучаствовать. Когда я посмотрела, какая у них организация, что они хотят сделать для молодых музыкантов, я подумала, что, наверное, года два назад, когда я сидела в небольшом городе и записывала каверы, мне бы подобная инициатива очень помогла. В плане жюри для меня это первый опыт.
— Какие впечатления у тебя сложились от процесса? С каким материалом приходят начинающие артисты?
— Я увидела несколько типов. Во-первых, люди, которые, скорее всего, пишут с гострайтерами: когда человек поет свою песню, мне кажется, это всегда видно. Есть «кальян-рэперы», есть девушки, которые поют про природу. На удивление я нашла для себя вообще ни на кого не похожих ребят. Пока что не могу раскрывать имен.
— На что ты обращаешь внимание, когда слушаешь музыку?
— В музыке, мне кажется, самое главное — это насколько у тебя отзывается в душе. Часто бывает, что идеально написанный текст, идеально сведенный, с качественным битом, но это никакие твои струнки не трогает. А иногда трек записан дома, наполнен глагольными рифмами, спет не по канонам, но ты слышишь и чувствуешь, что человек поет о чем-то очень важном для себя, и в тебе почему-то отзывается. Я очень ценю музыку, которая строится на личном опыте. Это может быть даже какой-нибудь VK-шный хит, но он будет настолько искренним, настолько честным, в некоторых моментах уязвимым, что ты не устоишь.
— Что ты думаешь о том, как трансформировалась музыка в эпоху Tik-Tok?
— Я вижу, что многие сейчас фыркают на Tik-Tok, мол, это опошляет, мы деградируем и бла-бла. Но Tik-Tok не был бы настолько популярным, если бы не было запроса на такой контент. Он популярный, потому что актуальный. Новое поколение потребляет информацию с бешеной скоростью. Я считаю, что Tik-Tok дает огромный приток новых лиц, а также открывает путь любому музыканту — будь он Егор Крид или инди-артист.
Пресс-служба артиста
— Как тебе творчество Моргенштерна?
— Он нормальный чувак. Моргенштерн умеет делать музыку, под которую хочется двигать головой. Он молодец.
— Весной этого года ты рассказала, что подверглась домогательствам со стороны двух алматинских рэперов. После этого многие тебя поддержали, но были и те, кто высмеивали ситуацию, аргументируя тем, что «не изнасиловали и ладно». Сталкивалась ли ты с мизогинией за последнее время?
— У меня есть важный человек в команде — мой менеджер. Если он замечает какие-то несправедливые штуки, он говорит: «Воу! Давайте попробуем по-другому общаться». Осознание того, что я сама зарабатываю деньги, не спрашиваю ни у кого разрешения, пою о том, о чем хочу, переезжаю в огромный мегаполис — это дает такую уверенность, что любой мизогинный выпад в мою сторону кажется просто глупостью. Сейчас меня это не трогает вообще.
— Говоря о твоем образе, бросается в глаза некая противоречивость. Песни про любовь и чувства, миловидный образ — с одной стороны, а с другой — раскрепощенность и смелость (взять хотя бы песню про президента). Как бы ты сама себя описала?
— Хороший вопрос. Во мне есть разное: насколько я могу быть милой и доброй, настолько же я могу превратиться в самого настоящего чертенка, который готов разрушать все на своем пути, если почувствует, что его близким хотят навредить или его пытаются обмануть. Я очень не люблю такие вещи. У меня ярко выраженное чувство справедливости. Я стремлюсь быть честной в музыке и в том, как я выгляжу, что я рассказываю о себе.
— Недавно ты рассказала в Stories про свои панические атаки. Что тебя сподвигло поделиться этим?
— О таких вещах я бы 100% рассказала своему другу. Для меня аудитория — это не просто люди, которые приносят мне деньги и возможность творить. Все начиналось с моего небольшого блога, когда я просто делилась всем, что со мной происходит, общалась на своей платформе.
— Твои родители поддерживают тебя?
— Это мне и помогает. Конечно, когда мне совсем плохо, мама говорит: «Ладно, приезжай! Живи со мной рядом и никуда не уезжай. Будешь сиську сосать» (смеется). Конечно, в эти моменты я сразу прихожу в себя. Однажды моя мама пришла ко мне и сказала, что она гордится мной. Это для меня самое главное. Ни один «респект» от артистов не смог переплюнуть то, что я почувствовала в тот момент. До этого мы с родителями прошли очень длинный путь.
— Им не нравилось то, что ты делаешь?
— Они очень волновались за меня. Хотели, чтобы я поступила в университет. А сейчас наконец-то настал момент, когда они поняли, что все происходит ровно так, как должно происходить.
— Откуда у тебя такое стремление к независимости? Ты всегда была такой?
— Так получилось, что в 13 лет я впервые покинула отчий дом, чтобы учиться в [казахско-турецком] лицее в Алматы. Я оказалась в среде, где совершенно ничего не знала. Все было для меня новым, непонятным. С этого возраста я училась приспосабливаться, коммуницировать, находить во всем плюсы и новые перспективы. Я не слишком долго находилась под крылом своих родителей и никогда не было ощущения, что я могу ничего не делать, а родители за меня все решат. Благодаря этому я осознаю, что могу добиться всего, чего захочу. Я могу мечтать о больших вещах и дойти до них, если буду делать что-то сама. Настало время работать и творить.