«Цифровой концлагерь» и трагедия на Смоленской: колонка Елены Ямпольской

«Цифровой концлагерь» и трагедия на Смоленской: колонка Елены Ямпольской

Прослушать новость

Остановить прослушивание

Председатель Комитета Госдумы по культуре Елена Ямпольская

Пресс-служба Елены Ямпольской

Председатель Комитета Госдумы по культуре Елена Ямпольская о реакции общества на трагическое ДТП с участием Михаила Ефремова и страхах населения перед цифровизацией.

stopCovid1

Повторяя, как мантру: «мир после коронавируса не будет прежним», мы, конечно, рассчитывали на то, что изменения окажутся к лучшему. Жизнь станет яснее, разумнее, осмысленнее. Человеческая природа очистится так же, как очистилась окружающая.

Пока, увы, заклинания не действуют. Человечество, пружиной выстрелив из ковид-затвора, демонстрирует крайние формы массового помешательства. Налицо два опаснейших морока. Первый — неадекватное обобщение, когда частный инцидент возводится в абсолют зла. Второй — попытки заставить прошлое расплачиваться по счетам настоящего. Свергать памятники, как это делают нынче за океаном и в Старом Свете, — значит взыскивать долг, которого не было. Судить время, перефразируя Александра Сергеевича, должно по законам, им самим над собою признанным.

Россия переживает выход из кризиса, как и сам кризис, — в целом в здравом уме, с наименьшими на фоне прочего мира потерями (тьфу-тьфу-тьфу). Наша ментальная турбулентность локализована сейчас в двух зонах. Первая называется «цифровизация», вторая — «ДТП на Смоленской площади».

Апокалиптические страшилки про «цифровой концлагерь» по-человечески понятны. Понятны и фобии, и психологическая инерция. Вот только принимать их в расчет не приходится. Будущее наступит, как бы мы его ни опасались. Прошлое не вернется, сколько бы мы по нему ни тосковали. Однажды будущее превратится в обыденность, а затем пройдет и станет мило.

Человечество перепрыгивало на следующую ступень развития, когда появилось колесо, когда черепки и ракушки стали признаваться символическим эквивалентом реальных ценностей, когда вместо лошадей и ветра заработали паровые машины, а сотню живых людей заменил один станок. За новыми технологиями всегда следуют перемены в сознании и формах существования. Перемены революционные, радикальные, необратимые. Скачок в следующую эпоху произошел и после изобретения пороха, и после расщепления атомного ядра. Но у пугающих минусов неизменно обнаруживались утешительные плюсы.

Тормозить, упираясь всеми лапами, тоже начали не сегодня. Радетели эпохи Петра I требовали упразднить почту, поскольку «что в нашем государстве ни сделается, то во все земли разнесется». Интернет, Big Data… Каналы и масштабы меняются, претензия постоянна.

Уязвимость нового, любого нового — в его первоначальном несовершенстве. Цифровизация не исключение. Можно вставлять палки во вновь изобретенные колеса, препятствуя их совершенствованию. Можно поощрять и ускорять развитие. Не выгоднее ли во всех отношениях второе?

Что касается дорожной трагедии, учиненной Михаилом Ефремовым, здесь досужие домыслы направлены не только в будущее, но и в минувшее. Ежедневно кто-нибудь из так называемых медийных персон посыпает свою либо чужую голову пеплом: не остановили, не уберегли, не вылечили, не отняли руль, не вшили «торпеду»… Следовательно, у страшной аварии на Смоленской ровно столько же виновников, сколько у Ефремова коллег, друзей и жен. «Мы все (вы все) убийцы!»

История никого ничему не учит, это известно. Поразительно, что не учит история, которая вершится прямо на глазах, в теленовостях. Может, поставим театральное и киносообщество на колени — ради публичного покаяния? Как думаете, у народа после этого прибавится уважения к культуре?

Концепция коллективной ответственности исчерпала себя еще в золотые годы «застоя». Уже тогда было понятно, что «вести среди меня разъяснительную работу» — метод, уступающий по эффективности обычным розгам. И сантехника Афоню жэковские общественники не спасут.

Взрослый человек отвечает за себя сам. Раскладывать проблему на посторонних — порочная практика.

Смею предположить, для Михаила Ефремова сейчас не слишком важно, что о нем пишут и говорят. И даже — как реагируют близкие Сергея Захарова на видео с извинениями, примут ли они предложенную компенсацию. Ибо жизнь человека все равно не принадлежит его близким. Семья вправе прощать от своего имени, но не от имени жертвы. Не возьмут деньги — отдай их на благотворительность, на лечение наркозависимых, на помощь женщинам и детям, пострадавшим от домашних алкоголиков. Пусти хлеб свой по водам.

Для Ефремова закончилось время, чтобы беспокоиться о земном. Родственники, адвокаты, сладострастная малаховщина, праздные толки, голосования в соцсетях, а «Современник» выступил, а Соловьев ответил… — мимо, мимо. Для Ефремова наступило время, о котором и подумать-то жутко — разговора с Богом один на один. Потому не имеет значения, насколько искренним является его покаяние в публичном пространстве. Он ступил на ту территорию, где притворство к оплате не принимают. Где нет видеокамер, ютуб-каналов и лайков. Там нельзя устроить шоу, потому что в данном пространстве шоу-измерение отсутствует.

Не нам судить о степени чьей-то искренности, равно как о степени чужой скорби. Мы можем лишь пожелать человеку Ефремову свершить положенный путь. От этого зависят не ближайшие десять лет его жизни. От этого зависит его персональная вечность.

Регулярно приходится слышать: «Артистов советская власть распустила. Это тогда началось!» Полноте, «это» началось значительно раньше. Актерская среда пила и до исторического материализма. Пили трагики, комики, благородные отцы. Пили персонажи Островского и Чехова. Великий фельетонист, летописец дореволюционного театра Влас Дорошевич так объяснял нравы богемы: «За товарищеским ужином, когда было выпито немало шампанского, актер хотел нравиться. Это их профессия. Это их естество. Цветы пахнут. Это им свойственно».

Когда-то МихМих Козаков, тоже по молодости не дурак выпить, объяснял мне причины актерского алкоголизма: «Почему актеры пьют? Актер, каким бы он ни был – маленьким, толстым, лысым, – должен себя любить. Ибо, если он себя не любит беспрерывно, его не станет любить публика. Да, я толст, но в этом моя индивидуальность. Да, у меня косые глаза, но больше таких глаз нет ни у кого. Но какой же мужчина, пусть даже актер, может всегда себе нравиться? Отсюда и выпивка: «Да нет, я еще ничего, не важно, что я слегка постарел и облысел…»

Период интенсивного развития кинематографа и массовых коммуникаций (у нас совпавший с советским) возвел богему в культ. Огромная аудитория = огромное влияние. И толпы желающих «угостить».

В юности, в качестве театральной журналистки попадая и за кулисы, и на «капустники», и в гастрольные поездки, я насмотрелась всякого-разного по части злоупотребления горячительным. Кого в гримерной запирали, чтобы вечером спектакль не сорвался, кого из самолета под руки выводили… Выглядело все это, мягко говоря, непривлекательно. Алкоголики бывают симпатичными только на сцене или экране. Причем, когда сыграны они трезвыми актерами.

Разница в том, что тех, кого в те времена выносили, запирали и привязывали к койкам, мы любили. За очень многое. С самого детства. И до сих пор любим, нежно и преданно, хотя большинство из них уже давно пирует на иных застольях…

Михаилу Ефремову в этом смысле не очень повезло. Талант — безусловный, сыгранного — тонны, а любимого народом… — ну, решайте сами. Не такого, чтобы поржать, а чтобы узнать себя в герое и поразиться актерской прозорливости. Сколько россиян идентифицируют себя с ерническим «гражданином» при «поэте»? Столько же, сколько сейчас у Ефремова заступников.

Не вижу смысла говорить: «А вот если бы Высоцкий…». Мы все знаем, изнутри чувствуем, как надсаживали душу Высоцкий, Шукшин. Есенин. Их несло, разрывало на части, однако уничтожить они сумели лишь самих себя.

Это как Пушкин — всю жизнь рвался стреляться, а убийцей не стал. Значит, заслужил такую милость.

Ефремов не заслужил. Но, возможно, высшая милость к нему еще впереди.

Молюсь, чтобы так и было.